Владимир (Зеэв) Ханин. Израиль, Индия и «Большой Ближний Восток»

​

В Израиле продолжают подводить итоги трехдневного официального визита премьер-министра Индии Нарендра Моди, приуроченного к 25-летию индийско-израильских дипломатических отношений. Этот состоявшийся 4-6 июля 2017 года визит уже по праву назван историческим. И дело не только во многомиллиардных сделках в сферах сельского и водного хозяйства, здравоохранения, высоких технологий и особенно оборонной индустрии, о которых, в основном, все те дни и после них и писали СМИ. Этими важными аспектами далеко не исчерпывается список элементов полномасштабного стратегического союза двух стран, путь к которому занял немало лет, и формализацию которого и знаменовал визит Н. Моди.

Факторы сближения

Установления полноценных дипломатических отношений между двумя странами, почти одновременно (в 1947 г. – Индия и 1948 году — Израиль) получивших независимость от Великобритании, по причинам, которые были подробно разобраны нами в предыдущей статье, пришлось ждать 45 лет.

Доминирующая во внешней политике Индии – одного из инициаторов и лидеров Движения неприсоединившихся государств – в период правления партии Индийский национальный конгресс (ИНК) концепция «деколонизации» обусловила место Нью-Дели в первых рядах «антиимпериалистического лагеря» стран Третьего мира. Что, в свою очередь, в условиях Холодной войны способствовало тесным военно-политическим связям Индии с СССР, и, соответственно, ее критическому отношению к США и политической конфронтации с их ближневосточными союзниками, такими как Иран и Израиль. Первый оказывал военно-дипломатическую поддержку Пакистану (союзнику другого стратегического противника Индии – Китая, который в 70-е гг. ХХ века также пошел на сближение с США) во время его вооруженных конфликтов с Индией в 1965 и 1971 годах. Причем, Исламская революция 1979 года, формально перебросившая Иран в антиамериканский лагерь, несмотря готовность Индии к сближению с Тегераном, тогда ситуацию радикально не изменила. Отношение же Индии к Израилю, помимо его стратегического партнерства с США, определялось акцентировано-прорабским курсом индийской дипломатической стратегии и идеологическим антисионизмом многие годы правящего в Дели клана Неру-Ганди.

Эта простая и понятная дихотомия рухнула с распадом в 1991 году СССР, знаменовавшим завершение кризиса мировой социалистической системы, окончание Холодной войны и превращение США в единственную глобальную супердержаву. Индия оказалась среди тех стран, которые в условиях радикального изменения миропорядка, была вынуждена столь же серьезно скорректировать свою дипломатическую стратегию, в том числе – в отношении Израиля.

Дополнительными факторами этого поворота был серьезный финансовый кризис, с которым столкнулась Индия в начале 1990-х годов, что вынудило ее начать процесс либерализации ее зарегулированного народного хозяйства и  заняться поиском внешних партнеров, способных помочь в решении вопросов технологической модернизации страны. Израиль, с его развитой наукоемкой экономикой, включая сеть высокотехнологичных индустриальных, сельскохозяйственных и оборонных производств, вполне отвечал этим критериям. Все это дало старт процессу постепенного взаимного сближения, начатого с установлением полноценных дипломатических отношений между двумя странами в 1992 году. Данный процесс знал взлеты и падения, и перешел на принципиально новый уровень после формирования в 2014 году в Индии правительства правой Индийской народной партии (Бхаратия джаната парти — БДП), во главе с ее лидером Н.Моди.

Очевидно, что лидерам этой партии было тем легче перейти на рельсы прагматических отношений с Израилем, чем меньше над ними довлело характерное для наследников Махатмы Ганди и Джавахарлала Неру подозрительное отношение к сионизму и идеологические обязательства в отношении арабского мира, продолжавшие влиять на внешнюю политику правительства ИНК и в 1990-е годы. То есть, когда стало понятно, что арабский мир, как справедливо замечает сотрудник иерусалимского Института планирования политики еврейского народа (JPPI) Шалом Вальд, всегда будет скорее на стороне мусульманской страны Пакистан, чем на стороне Индии, вне связи с ее политикой в отношении Израиля.

Как мы уже отмечали, изначальным триггером сближения Нью-Дели и Иерусалима была способность Израиля решить проблему испытываемого Индией острого дефицита современных вооружений и оборонных технологий. Собственно, широкомасштабное партнёрство в этой сфере началось в тот момент, когда выяснилось, что российский ВПК не сможет заменить устаревшую военную технику советского производства в ожидаемые сроки и по устраивающей индийцев цене. В результате Индия обратилась к израильским компаниям с предложением о модернизации ряда стоящих на вооружении индийской армии советских образцов, такие как самолеты МИГ-21 и танки T-72. С течением времени номенклатура израильских военных поставок Индии расширялась, превратив Индию в главного потребителя израильской военной техники (в среднем на $1 млрд. в год), а Израиль — в третьего, на сегодняшний день, по значению игрока на индийском рынке вооружений. Причем, в отличие от других стран, Израиль, как правило, идет не только на поставку готовой военной продукции, но и на передачу технологий ее производства.

Причину успеха израильской военной индустрии среди индийских клиентов объяснил директор по маркетингу Концерна авиапромышленности Эли Альфасси, который поставляет Индии крупные партии беспилотных летательных  аппаратов, радаров, коммуникационного оборудования, и средств кибер-безопасности. По его словам, это готовность израильтян адаптировать свои предложения к государственной политике «Make in India», дающей приоритет в тендерах местным индийским компаниям – что, в общем, и оправдывает политику израильских корпораций создания совместных предприятий с местными производителями. Длинный список израильских оборонных разработок, которые производятся в Индии с учетом местный потребностей, включает боеприпасы, запчасти для БЛА, противотанковые ракеты Spike и ракеты «воздух-воздух» Python-4, противовоздушные ракеты морского базирования Barak-8 и прочие компоненты. В итоге, предприятия израильского оборонного комплекса стали желаемыми партнерами индийского правительства в масштабном плане Н. Моди, нацеленном на  модернизацию индийской армии до 2025 года. На реализацию этого плана, являющегося ответом на вызовы, диктуемые противостоянием Индии с Пакистаном и с Китаем и ростом угрозы исламского терроризма, индийцы предполагают выделить порядка $250 миллиардов.

Помимо сотрудничества в оборонной сфере, сближение с Индией открыло перед израильской продукцией и огромный индийский гражданский рынок, а также выход совместной продукции на рынки Юго-Восточной Азии через индийские торговые связи. Основными статьями гражданского экспорта Израиля на субконтинент являются телекоммуникационное оборудование и металлы (40% экспорта), химикаты, нефтепродукты и точные приборы. Показательно, что если в 2001 году взаимный товарооборот двух стран составил всего $200 млн., то уже в 2009 г. он превысил $4 млрд. В 2016 году товарооборот двух стран составил $1,9 млрд., из которых 1,1 млрд. пришлись на израильский экспорт (9-й по объему рынок израильского экспорта). Израиль осуществляет в Индии целый ряд масштабных проектов в сфере индустрии передовых технологий, науки и инноваций, здравоохранения, образования, транспорта, энергетики, инфраструктуры и средств ее защиты, а также, водного и сельского хозяйства. В 2008 году был запущен проект, направлен на создание в Индии израильских центров передового опыта в аграрной отрасли, который индийская сторона оценила в качестве крупного шага вперед в сторону решениям проблемы продовольственной безопасности гигантской по населению и территории страны. В этом сотрудничестве важную роль играет бесспорное мировое лидерство Израиля в разработке продукции высоких технологий и сравнительная дешевизна производства в Индии, что позитивно влияет на состояние экономики в каждой стране. В итоге, сегодня Индия, наряду с ЕС и США, входит в тройку ведущих импортеров такой израильской продукции.

Со своей стороны, Индия, надо признать, небезосновательно рассматривает еврейское государство в качестве своеобразных «ворот» в Европейский союз и  США, последние шероховатости в отношениях с которыми  Нью-Дели надеется сгладить сближением с Израилем, и принятием американо-израильского видения геополитической ситуации в регионе «Большого Ближнего Востока». Речь идет о большем, чем простое использование инструментов упрощенно понимаемого еврейского лобби в США, хотя и этот фактор совсем не следует сбрасывать со счетов. Так, в 90-х годах прошлого века американские еврейские организации принимая во внимание значение Индии для США и Израиля, равно как и интерес поддержания теплых отношений с местной индийской общиной, с ее постепенно возрастающим политическим весом, поддержали попытки Нью-Дели наладить более конструктивные отношения с США. Целый ряд членов основанного в сентябре 2002 года индийского лобби U.S.-India Political Action Committee считали для себя образцом деятельность американских еврейских групп и стремились наладить с ними сотрудничество. Так, еврейское и индийское лобби в США совместно добивались разрешения от администрации Дж.Буша на продажу Индии разработанных в Израиле систем раннего обнаружения и контроля воздушных целей Phalcon (смонтированного на платформе российского Ил-76). Это произошло в мае 2003 года, в то время как аналогичная сделка Израиля с Китаем, Госдепом и Белым домом была заблокирована в 1999 году. (Во время визита президента Израиля Реувена Ривлина в Нью-Дели в 2016 году, индийская сторона выразила желание приобрести еще две системы Phalcon/IL-76 AWACS, общей стоимостью около $1 млрд).

А в июле 2003 обе группы были среди тех, кто сумели убедить Конгресс США внести поправки в закон о предоставлении экономической помощи Пакистану, обусловив ее отказом Исламабада от поддержки боевиков исламистских группировок, пересекающих границу Индии, а также его согласием на нераспространение оружия массового поражения. В конце 2008 года, еврейские организации способствовали прохождению законопроекта, обеспечивающего Индии, вопреки отсутствию подписи под Договором о нераспространении ядерного оружия, доступ к американским ядерным технологиям гражданского назначения.

Партнерство в новых условиях

Все эти параметры можно считать внешними индикаторами существенно более общих процессов, к которым оказались причастны обе страны в новой геополитической ситуации, сложившейся в макрорегионе «Большого Ближнего Востока». Перестановка субъектов и размежевание зон влияния в регионе великих держав, появление, исчезновение и новое возвращение новых и «новых-старых» игроков, возникновение новых вызовов при инфляции имевшихся гарантий безопасности – лишь некоторые из факторов, которые привели к своеобразному феномену. Индия и Израиль, исторически лишенные (в отличие, например, от Ирана, Турции, КСА или Египта) региональных, и тем более, глобальных лидерских амбиций, вынуждены брать на себя несвойственные им функции формальных или неформальных «центров силы» в своих регионах и макрорегионе «Большого Ближнего Востока» (ББВ). В свете этой новой реальности сближение Индии и Израиля не только в двухстороннем, но и многостороннем макрорегиональном контексте выглядит закономерным развитом событий.

Среди факторов, которые явно способствуют этому процессу в нынешнем веке, два имеют наибольшее значение. Первый – это падение в регионе роли США, в связи с их попытками выйти из «горячих точек» и отказаться от роли «мирового регулировщика» – тенденция, особенно заметная в 8 лет правления администрации Барака Обамы, которая сделала многое, для распада системы традиционных лояльностей и упомянутых гарантий безопасности. Включая легитимацию (в рамках «перезагрузки отношений» с арабо-исламским миром) некоторых из радикальных исламистских движений и легализацию иранской ядерной программы, и как следствие – его гегемонистских амбиций. Второй фактор – рост мирового и регионального влияния исторического соперника Индии – Китая, на фоне все того же ослабления глобальной роли США, что азиатские страны воспринимали с немалым беспокойством.

Пока непонятно, какие изменения в этом плане внесет новая республиканская администрация США Дональда Трампа: будет ли он, отказавшись от внешнеполитического наследия своего предшественника в отношении исламского мира, тем не менее, следовать той «изоляционистской доктрине», которая им была заявлена в период предвыборной кампании. Либо изберет более активный курс, включающий, например, открытое политическое соперничество с Китаем и полномасштабное возвращение на Ближний Восток – в виде своего прямого присутствия в регионе, либо путем передачи решения большей части проблем на «аутсорсинг» создаваемых под эгидой США альтернативных альянсов. В любом случае, речь скорее идет уже не о возобновлении привычного следования старых и новых союзников в фарватере ближневосточной политики США, а об игре уже по другим правилам. Что заставляет и израильтян, и индийцев так или иначе «втягиваться» в процесс, от которого они изначально хотели бы держаться подальше, и, соответственно, искать точки соприкосновения своих региональных интересов.

Сравнивая нынешнее геостратегическое положение Израиля и Индии в рамках «Большого Ближнего Востока», бывший директор Центра стратегических исследований им. Бегина и Садата при израильском Университете Бар-Илан Эфраим Инбар, выделяет четыре главных параметра:

• Обе страны имеют опыт масштабных конвенциональных войн со своими соседями, равно как и затяжных конфликтов низкой интенсивности с государственными и негосударственными режимами и террористическими движениями,
• Оба – и Израиль, и Индия, являются частью сложнейших этнических и религиозных конфликтов и противоречий, и их роль в этих конфликтах не всегда находит понимание в глазах внешних субъектов
• Главные противники обеих стран уже обладают ядерным вооружением (Пакистан и Китай), или находятся на пути к его получению (Иран)
• Оба государства испытывают общую угрозу со стороны действующих в регионе ББВ различных ответвлений радикального ислама. Помимо радикальных исламистских течений в арабском суннитском мире, постоянной угрозой безопасности Израиля являются шиитский "джихадизм" Исламской Республики Иран, и стремление последнего к получению ядерного оружия делает проблему еще более запутанной.

Добавим, что Израиль рассматривает часть арабского мира (прежде всего, КСА) в качестве политической и логистической базы такого экстремизма. Со своей стороны, Индия с подозрением относится к тесным отношениям той же Саудовской Аравии с Пакистаном, и обеспокоена возможностью попадания ядерного арсенала Пакистана в руки исламских радикалов. Еще больше ее усложняет появление в последние годы таких квази-государственных террористических феноменов как «Исламское государство», создающих угрозу стабильности соседей Израиля — Египта и Иордании, и они же все чаще становятся источником напряженности в Южной и Юго-Восточной Азии, что создает прямую угрозу безопасности Индии.

Именно эти обстоятельства, по мнению Э. Инбара, привели к ситуации идентичного понимания Индией и Израилем стоящих перед двумя странами взрывов и угроз, а затем и к выработке общей стратегической повестки дня.

Понятно, что этот процесс развивался не на пустом месте. Так, после дипломатической нормализации в 1992 году тогдашний министр обороны Индии и будущий глава ИНК Шарад Павар, который тогда и позднее почти не упускал случая обвинить Израиль в «притеснении палестинских арабов», признался, что его страна уже сотрудничает с еврейским государством в вопросах борьбе с терроризмом. Это скрытое от общественного внимания сотрудничество включало обмен информацией о финансах, схемах набора персонала и обучении террористических групп и проводилось вдали от общественности. Теракты в ноябре 2008 года в Мумбае (бывшем Бомбее) лишь усилили стремление Нью-Дели к еще более тесному сотрудничеству с израильскими спецслужбами в области совершенствования контртеррористической подготовки индийских сил безопасности.

Стратегические последствия индийско-израильского сближения выходят далеко за рамки субрегиональных зон конфликтов, которые непосредственно касаются каждой из двух стран. Зона Индийского океана, где Индия является важным игроком, и где растет военное, экономическое и политическое присутствие Китая, является и областью внимания Израиля – как в контексте его торгово-экономических интересов, так и из-за опасений относительно возможных действий Ирана и Пакистана.

Как можно заметить, у Индии заняло время преодолеть застарелые предубеждения, и идеологические препятствия к сотрудничеству с Израилем. Какое-то время процесс тормозили опасения Нью-Дели, что сближение с Иерусалимом подорвет имидж и статус Индии в арабском мире, а это уже может быть проблемой для ее политических, дипломатических и экономических интересов. Но уже в этом веке лидеры этой страны поняли, что их связи с Израилем не только не вредят отношениям с арабскими партнерами. Напротив, считает Ш. Вальд, сближение с Израилем заставило арабов относиться к Индии серьезнее, чем когда бы то ни было. Внутреннее мусульманское сопротивление союзу Нью-Дели с Иерусалимом длилось дольше, чем внешнее, но победа на выборах партии Н.Моди значительно ослабила и его – тем более что главными для 15%-ного мусульманского населения Индии все же является внутри индийская проблематика, чем внешнеполитическая повестка дня.

Разумеется, эта повестка также присутствует в общественном сознании индийских мусульман и ни одно индийское правительство не может игнорировать настроения своей второй по численности в мире мусульманской общины. Правительство Н.Моди не будучи здесь исключением, и все же оказалось способно эффективно отделять это фактор от прагматических интересов своей страны. В конечном итоге, индийское руководство пришло примерно к тому же выводу, что в свое время, и американское руководство: Индии сложно будет найти на Ближнем Востоке столь же вменяемого, последовательного и предсказуемого союзника, как Израиль, при всех, разумеется, несовпадениях интересов, которые будут осложнять этот процесс.  Потому – продолжение следует. 

Владимир (Зеэв) Ханин

Институт Ближнего Востока (Москва)