Виктор Шендерович: Весной 1939 года в Париже цвели каштаны

Полтора месяца — это много.

Ровно столько я прокочевал по американским штатам, время от времени заглядывая в родной интернет.

Процесс заглядывания напоминал мне старый анекдот о смертельном цирковом номере.

— Удав в термосе!

Под барабанную дробь выкатывают большой термос, укротитель отвинчивает крышку, смотрит внутрь, говорит: ой, бля, — и быстро завинчивает крышку.

Потому что, в общем, что тут еще скажешь?

На какой-то неделе путешествия происходящее на Родине начинает видеться уже совершенно безнадежным, но восприниматься при этом уже довольно отстраненно. Безнадежно — потому что новостная лента состоит почти в равных пропорциях из ужаса, мерзостей и идиотизма, а отстраненно — потому что все это происходит где-то там, а ты-то находишься — где-то тут… Среди другого пейзажа, обычаев, правил. В безопасности, в конце концов.

Воздушная подушка размером в девять часовых поясов одновременно амортизирует и оглушает. Отчаяние по поводу происходящего на Родине становится по-своему комфортным. Потому что когда все кончено, уже нет особого смысла переживать.

Но потом человек возвращается.

Первое время, вместе с джет-лагом, его разламывает уже непривычный пейзаж. Грязь на дороге вызывает неприятное изумление. Человек едва не гибнет на пешеходной «зебре», потому что отвык глядеть по сторонам, идя по «зебре». Он удивлен, что идущий навстречу по парковой дорожке не ответил на приветствие.

Потом человек адаптируется и перестает здороваться со встречными, чтобы не выглядеть придурком.

А потом наступает весна. И тут на Родине, кроме новостных сайтов, наполненных все тем же ужасом, мерзостями и нарастающим идиотизмом, внезапно обнаруживаются — голубое небо, свежий воздух, милые мамы с детьми, уютные кафешки, парочки, молодые симпатичные лица…

И на человека вдруг накатывает бессмысленный оптимизм. Человек думает: а вдруг?

Ну, вот же, вроде: нормальная жизнь! Все же хорошо. Ну, может, и не то чтобы совсем хорошо, но живем же! Может, еще проскочим? — с надеждой спрашивает правое полушарие у левого.

Если бы это были полушария задницы, они бы пришли к консенсусу.

Но это полушария — мозга.

А в левом полушарии мозга, как назло, хранится печальная информация об историческом опыте.

О том, как умело прячется рок за тканью ежедневного распорядка; как соломинкой разламывается однажды нормальная человеческая жизнь; как неотвратимо прилетает исторический маятник…

Увы, дорогие сограждане, весной 1939 года в Париже цвели каштаны, и в Берлине работали кафешки, и штрудель был хорош. И милые мамы гуляли с колясками и в Москве накануне «большого террора», и в Белграде при Милошевиче... И за год до Хомейни иранские женщины выписывали журналы мод и ходили на дискотеки.

И все было хорошо.

Ровное счастливое течение жизни не должно усыплять: у природы и истории — циклы разной длины.

И очередная весна не отменяет обязанности думать головой.

Источник: www.ej.ru