Вячеслав Лихачев: Украинские националисты отказываются от антисемитизма

27.01.2015

В Международный день памяти жертв Холокоста российский журнал «Лехаим» в традиционной рубрике «4х4» опубликовал интервью с четыремя исследователями Катастрофы, посвященное проблемам ревизионизма Холокоста, а также современного антисемитизма и неонацизма. Со специалистами беседовал Афанасий Мамедов. 

– В конфликте между Украиной и Россией, как с той, так и с другой стороны, воюет немало представителей националистических группировок. Среди тех и других есть не просто евреи, но граждане Израиля. Как вы полагаете, происходит ли из‑за этого переоценка взглядов на антисемитизм и Холокост?

– В украинской нацио­налистической среде отчетливо заметен тренд на «юдофилию» и отказ от антисемитизма. У российских правых радикалов, особенно втянутых в конфликт, наоборот, антисемитские чувства усиливаются. Обе тенденции связаны как с особенностями украинской ситуации, так и с мифологией. В качестве хрестоматийного реального примера украинско‑еврейской солидарности можно упомянуть случай Игоря Коломойского, ставшего символом борьбы за украинский суверенитет. Ну а русским националистам стремление назвать президента Украины Вальц­маном помогает объяснить, почему они воюют против братского народа – «освобождают от жидовской власти».

– Всегда ли отрицание Холокоста связано с юдофобией и антисионизмом? Насколько вообще вариативна юдофобская мифология и кому сегодня выгодно отрицать Холокост?

– Теоретически можно допустить, что кто‑то может отрицать Катастрофу и не быть антисемитом. Есть какое‑то количество не очень образованных людей, не доверяющих «официальным» историкам и попавшихся на удочку ревизионистской пропаганды. Но если речь идет о последовательных носителях взглядов, то связь антисемитского мировоззрения и отрицания Холокоста прослеживается практически всегда. Неонацистам нужно снять обвинение с Гитлера, антисионистам, в том числе исламистского толка, хочется тем самым подорвать основы легитимности Государства Израиль, которые, как им кажется, связаны с чувством вины международного сообщества перед евреями.

– Есть ли принципиальные отличия между национализмом и фашизмом? Насколько мы ошибаемся, смешивая эти понятия?

– Исследователи их и не смешивают. В массовом сознании понятие «нацио­нализм» до сих пор имеет негативные коннотации, но на самом деле речь идет просто о такой форме организации политического пространства, которая провозглашает народ носителем власти в государстве, а не, скажем, абсолютного монарха. Относительно понимания термина «фашизм» в научном сообществе сложился консенсус, основанный в первую очередь на определении Роджера Гриффина. Специфическим образом переосмысленный радикальный нацио­нализм является одной из идей, составляющих фундамент фашизма, но само по себе понятие национализма значительно шире.

– Каковы сегодня перспективы праворадикального движения в России, насколько привлекательными могут оказаться их идеологические наработки в период грозящего нам экономического коллапса? 

– Я не вижу сегодня опасности всплес­ка популярности самих ультраправых группировок. Однако невозможно не заметить, что власть берет на вооружение национал‑радикальные идеи, облекая их в приемлемые для населения формы: от борьбы против т. н. «нелегальной миграции» и «национал‑предателей» до «защиты соотечественников по всему миру». Сами же экстремисты, с учетом приобретенного ими опыта, вполне способны к наращиванию объемов насилия на «уличном» уровне. Мне кажется это вполне вероятным.

– Сколько должно пройти времени, чтобы тот или иной факт истории мог быть скорректирован в зависимости от потребностей общества и задач властей предержащих?

– Историки подвергают сомнению наши представления о прошлом в своей повседневной работе постоянно, но вопросы, над которыми ломают копья профессио­налы, мало интересны широкой публике. Если же говорить о потребностях общества, то скорее речь идет не о пересмотре фактов, а о пересмотре их интерпретации, а также ритуалов и практик репрезентации исторической памяти. Зависит оправданность подобной ревизии, конечно, не от времени, отделяющего нас от события, а от изменений общественного контекста. Так, мне лично представляется оправданным пересмотр советского идеологического конструкта «День Победы» со всеми его коннотациями и символическим содержанием.

– Влияет ли украинско‑российское противостояние на рост и настроения праворадикального движения в России? Каково их отношение к Холокосту, все ли они отрицают Холокост?

– Участие в агрессии против Украины способствует мобилизации актива и лучшей организации российских национал‑радикалов. Они собирают деньги и налаживают логистические цепочки. Многие активисты, конечно, навсегда останутся в украинском черноземе, но немало боевиков вернется домой с напрочь сорванными психологическими «тормозами», опытом насилия, а то и с оружием. Но тематика Холокоста сейчас для них не очень актуальна, а прямо неонацистская риторика остается для внутреннего пользования в связи с доминированием в информационном пространстве официальной псевдоантифашистской риторики.

Источник: http://eajc.org/