Клара Хаскил. Домохозяйка, выигравшая две войны

10.02.2015

Клара Хаскил

«Искусство, как и жизнь, слабым не по плечу.»
А. А. Блок

Чарли Чаплин говорил: «За свою жизнь мне довелось встретить трёх гениев – это профессор Эйнштейн, Уинстон Черчилль и…»

Как думаете, кто третий? Если не знаете, то вряд ли угадаете. Правильный ответ – Клара Хаскил.

Профессионалам и «продвинутым» любителям музыки это имя, конечно, известно – хотя и им порой на уровне «Это которая пианистка? Слыхал про такую». Ну, а начинающий любитель музыки, выбирающий диски на магазинной полке, вряд ли купит себе произведение в исполнении «какой-то» Клары Хаскил. И совершит очень большую, а то и роковую, ошибку.

Я сам познакомился с её творчеством не так давно, всего около года назад – по наводке одного друга, большого знатока фортепианной музыки (что само по себе симптоматично). И до сих пор пребываю под впечатлением.

Кому-то может показаться странным: ну, пианистка, ну пусть даже хорошая, пусть даже блестящая. Но чтобы сравнивать с Эйнштейном… Надеюсь, этот вполне оправданный скептицизм слегка поубавится после того, как я расскажу вам о её удивительной судьбе. Дело в том, что по отношению к Хаскил язык как-то не поворачивается сказать «пианистка». Она была не пианисткой, а музыкантом, игравшим на фортепиано. Как и Глен Гульд, при всём различии их индивидуальностей. Но обо всём по порядку.

Таких не берут в пианисты

Клара Хаскил родилась в Бухаресте, в семье преуспевающего еврейского коммерсанта, в 1895 году. Увы, в её жизни счастливыми были только первые три года. В 1898 году благополучие семьи сильно пошатнулось из-за опустошительного пожара, а год спустя отец Клары умер от воспаления лёгких. Девочку воспитывал дядя, который отказался от успешной карьеры врача и полностью посвятил себя заботам о чудо-ребёнке, став для племянницы и надёжной опорой, и, порой, невыносимым деспотом.

Музыкальные способности Клары, в самом деле, проявились очень рано. Когда ей было 7 лет, румынская царица назначила ей стипендию для обучения в Вене, у знаменитого педагога Рихарда Роберта. Учёба давалась Кларе поразительно легко, но от природы девочка оказалась очень слабая и болезненная. Это замечают и публика, и критика. После триумфального выступления 9-летней Клары на концерте в Вене многие выражали сожаление, что такой редкий талант достался такому хрупкому созданию, заведомо не способному вести изнурительную жизнь профессионального пианиста.

После трёх лет занятий в Вене Роберт решает, что Хаскил нужно продолжать учёбу в Париже и отправляет её с рекомендательным письмом к Габриэлю Форе. Парижские годы оказались самыми тяжёлыми в жизни Клары. Она поступила в класс к Альфреду Корто (ещё одна легендарная личность, заслуживающая отдельного рассказа) и стала… нелюбимой ученицей великого пианиста.

«Вы играете, как домохозяйка»,– презрительно говорил он ей. Действительно, трудно представить себе две более несходные артистические натуры, чем Корто и Хаскил. Он – волевой, общественно-активный, неутомимый музыкант, у которого каждая нота – яркое произведение искусства. А она – тихая, замкнутая, застенчивая, слабая и как бы просто что-то там себе наигрывающая, скрючившись в три погибели за роялем.

Но на самом деле надо всего лишь однажды как следует вслушаться в это непритязательное «побренькивание»…

Жизнь, однако, шла своим ходом. Несмотря на прохладные отношения и отсутствие взаимопонимания с Корто, юная Клара продолжает совершенствовать своё мастерство – берёт частные уроки на стороне, потихоньку начинает участвовать в концертной жизни. Окончив консерваторию в 1910 г., она получает приглашения выступить с концертами в Швейцарии, Италии и в своей родной Румынии. В Цюрихе к ней подошёл Ферруччо Бузони – крупнейший пианист-виртуоз и выдающийся композитор – и предложил поехать с ним в Берлин, стать его ассистенткой. Но этому сотрудничеству не суждено было состояться – Клара была несовершеннолетней, и не могла решать за себя сама, а её мать оказалась категорически против.

23 декабря 1913 года Клара играла в Лозанне до-минорный Концерт Сен-Санса. После этого выступления местный критик написал:

«Если мадемуазель Хаскил, не отличающаяся, судя по всему, крепким здоровьем, сумеет сделать карьеру, это будет чудом».

Увы, он оказался слишком проницателен. Играя в том концерте, пианистка не подозревала, что в следующий раз ей доведётся подняться на эстраду только шесть лет спустя!

Первая война

Причиной был чудовищный сколиоз, развившийся до такой степени, что грозил Хаскил инвалидностью. Ни о концертах, ни о многочасовых занятиях за фортепиано не могло быть и речи. Врачи направили её в Берк-сюр-мер, небольшой городок на самом севере Франции, где находилась специализированная клиника для подобных больных. После некоторых колебаний – лечение сколиоза в те времена было совершенно варварским – Клара решается и в сентябре 1914 г. поступает в клинику. Выйдет она оттуда в ноябре 1918 г. – почти день в день с окончанием Первой мировой войны. Таким образом, пока вся Европа себя мучила, взрывала, расстреливала и травила ипритом, всё это время отважная девушка вела в тиши больничной палаты такую же тяжёлую, но куда более благородную борьбу за свою жизнь и за своё искусство.

Сперва Клару закатали в огромный и очень тесный гипс. После нескольких недель мучения она взмолилась о пощаде. Гипс сняли, а больную перевели к другому врачу, который оказался более гуманен и постепенно сдружился со своей юной больной. Изредка он разрешал ей вставать, а иногда даже приглашал поиграть на фортепиано у него дома. Но всё равно подавляющую часть времени Клара должна была проводить лёжа. К счастью, у жены врача были ноты фортепианных концертов Моцарта. Лёжа на кровати и выстукивая их пальцами, Клара выучила их все. Вероятно, именно тогда у неё сложились такие особенные, такие личные отношения с музыкой этого композитора.

Из клиники она вышла если не полностью выздоровевшей, то по крайней мере в состоянии вернуться за инструмент и возобновить карьеру.

Париж встретил Клару неприветливо. Период между двумя мировыми войнами здесь неспроста называют «безумные годы». Парижская культурная жизнь напоминала в то время искрящийся, бурлящий, суетливый и разнузданный праздник. Болезненно застенчивой и молчаливой девушке, чья замкнутость ещё больше усилилась после четырёх лет больничного уединения, непросто вписаться в эту «тусовку». Выступать ей доводится редко, и порой она сильно нуждается.

Тем не менее, и в этот безрадостный период случаются отдельные проблески удачи. У искусства Хаскил постепенно появляются поклонники – немногочисленные, но верные. Среди них встречаются и влиятельные люди, которые, например, организовали ей два концертных турне по США – в 1924 и 1925 годах. В Филадельфии она играла Концерт Шумана с Леопольдом Стоковским, после чего тот написал, что она – величайшая из ныне живущих пианистов. И это, только вдумайтесь, слова человека, регулярно сотрудничавшего с Рахманиновым!

А когда Хаскил возвращалась из первой из этих поездок, с ней произошёл один заслуживающий внимания эпизод. Она должна была играть для путешествующей на трансатлантическом пакетботе публики Второй концерт Рахманинова, но неожиданно разыгралась сильная буря. Тем не менее, концерт состоялся: матросам было поручено держать рояль и табурет, чтобы они стояли неподвижно, а пианистка играла. Какая удивительно точная метафора всей её жизни: хрупкая женщина, упорно играющая на рояле посреди бушующего океана.

Вторая война

Вторая мировая застала Хаскил, как и всех парижан, врасплох. Покинуть Париж до прихода немцев она не успела, а для неё, еврейки, это был вопрос жизни и смерти. Нелегально, с поддельными документами ей удаётся присоединиться к музыкантам «Оркестр насьональ де Франс» и вместе с ними перебраться в Марсель, который, согласно договорённостям Гитлера с Вишистским правительством, входил в так называемую «свободную зону» (подробнее на эту тему см. фильм «Касабланка»).

Но на этом злоключения Хаскил отнюдь не кончились. Весной 1942 г. у неё обнаруживают опухоль гипофиза. Опухоль доброкачественная, но её необходимо срочно удалить, так как, по мнению врачей, её рост может привести к потере зрения. Хирурга, способного произвести такую тонкую операцию, в Марселе нет. К счастью, друзьям Клары чудом удаётся переправить к ней какое-то светило медицины из Парижа. От общего наркоза пациентка отказывается: она пианистка и должна быть уверена, что операция на головном мозге на отразится на её профессиональных способностях. И вот представьте себе картину: врач вскрывает ей черепную коробку, а она в это время сидит и наигрывает Девятый фортепианный концерт Моцарта! Гвозди бы делать из этих людей…

Не успела Хаскил прийти в себя после операции, как над ней снова начали сгущаться тучи. Свободная зона с каждым днём становится всё менее свободной. Однажды пианистку задерживает полиция. Правда, в этот раз её удалось вызволить благодаря хлопотам друзей, но Клара поняла, что оставаться в Марселе больше небезопасно, и спешно бежала в Швейцарию, где в итоге и обосновалась. Через пять дней после её отъезда немецкие войска вошли в Марсель. Эту войну она тоже выиграла.

Только в послевоенные годы, уже на шестом десятке лет, Кларе Хаскил довелось узнать и заслуженную славу, и относительное благополучие. Она выступает вместе с лучшими музыкантами, оркестрами и дирижёрами, а звукозаписывающая компания Philips предлагает ей эксклюзивный контракт.

В эти же годы Хаскил знакомится с молодым бельгийским скрипачом Артюром Грюмьо и они организуют дуэт, сташий легендарным. Клара Хаскил сама прекрасно играла на скрипке, и иногда во время концертов они с Грюмьо менялись инструментами – ради собственного развлечения и к удовольствию публики. Несмотря на большую разницу в возрасте (она была вдвое старше) им удалось стать близкими друзьями, и смерть Хаскил оказалась для Грюмьо большой личной утратой.

Другой близкий друг и единомышленник – Пабло Казальс, такой же, как она, изгнанник и скиталец. Когда великий виолончелист бежал из франкистской Испании и организовал во французском городе Прадесе ежегодный музыкальный фестиваль, Клара Хаскил стала его постоянной участницей.

Но за славу и успех приходится платить. Ритм жизни стал слишком напряжённым для хрупкого здоровья артистки. Приехав в декабре 1960 г. в Брюссель, на вокзале она вдруг почувствовала слабость и упала с лестницы – да так неудачно, что той же ночью, до последнего оставаясь в сознании, скончалась от полученных травм.

«И Караян стал Тосканини…»

Удивительная судьба, но и не менее удивительный талант! В представлении многих наших современников пианист – это такой атлет. Штангист и гимнаст в одном флаконе, выносливый, как вол, и проворный, как обезьяна. Клара Хаскил совершенно не вписывается в этот трафаретный образ. Как и Глен Гульд, она была «антипианисткой». Её достоинства были совершенно иными. Вот как вспоминала о выступлении Хаскил её коллега, крупнейшая советская пианистка Татьяна Николаева.

Николаеву впервые выпустили за рубеж в 1956 г. – она должна была выступать в Зальцбурге. В Москве ей все говорили:

«Обязательно постарайся послушать Караяна – это новый Тосканини».

Следуя этому совету, Николаева пошла на концерт лондонского оркестра «Филармония» , исполнявшего произведения Моцарта под управлением Герберта фон Караяна.

«Программа была странной: вначале симфония «Юпитер», а потом Концерт ре минор с пианисткой, даже имя которой было мне незнакомо. Трактовка симфонии была превосходной, оркестр – великолепным, но Караян не был тем новым Тосканини, которого мне расхваливали в России.

С утра у меня была репетиция, и в антракте я хотела уйти, но всё же осталась. Вдруг на сцену вышла старушка с седыми волосами, уложенными в бесформенный пучок. Она шла сгорбившись и едва волоча ноги, а за ней следовал Караян, не сводивший с неё глаз. Я подумала: «Боже мой, она же не сможет играть!» Мне стало так за неё страшно, что захотелось убежать.

Во время оркестрового вступления она сидела неподвижно, низко склонившись над клавиатурой. Караян дирижировал изумительно, но никакого Тосканини, как и прежде, за пюпитром не было. Подошла очередь фортепиано. Хаскил сыграла первую фразу, и я в ту же секунду залилась слезами. Ей ответил преобразившийся оркестр, и Караян внезапно стал Тосканини!»

Если вы раньше не были знакомы с творчеством Клары Хаскил, то, надеюсь, что мне удалось достаточно раздразнить ваше любопытство, а значит, самое время переходить к музыке.

Дискография Клары Хаскил отнюдь не гигантская. Пианистка, увы, умерла как раз тогда, когда эпоха высококачественной звукозаписи только-только начиналась. Тем не менее, кое-какие записи остались, есть, что послушать.

Вот, например, самая первая запись пианистки, сделанная в 1934 г. Это довольно известная вещица – Соната ре мажор испанского композитора XVIII в. Антонио Солера:

Сколько в этом поэзии, живости, огня, кошачьей пластики! Можно понять что имел в виду скрипач Грюмьо, когда говорил:

«Её энергия за роялем была невероятной, практически бесконечной. Она выматывала меня».

Как-то плохо вяжется с образом сутулого и едва пересталяющего ноги «божьего одуванчика». Но энергия – это не обязательно грубая сила.

Вот ещё один шедевр, записанный в 1938 г. Это Шуман, «Вариации на тему Abegg» – самое первое опубликованное сочинение 20-летнего композитора:

Abegg – это фамилия. Шуман якобы вдохновлялся некой дамой по имени Мета Абегг (на самом деле это лицо выдуманное, а Мета – анаграмма слова «тема»). Впрочем, возможно, у Меты был прототип – Паулина фон Абегг, реально существовавшая знакомая композитора. А ещё Abegg – это мелодия, записанная латинскими буквами. Если расшифровать, то получается «ля – си-бемоль – ми – соль – соль». Вот на эту-то тему Шуман и написал свои замечательные вариации.

Ну и, говоря о творчестве Клары Хаскил, невозможно обойти вниманием её интерпретации Моцарта. Впрочем, интерпретации ли?

«Я не интерпретирую Моцарта, я просто играю, что написано», – говорила пианистка. Как бы то ни было, её Моцарт уникален. Предлагаю вашему вниманию вторую часть его Девятого фортепианного концерта – того самого, который скрашивал её одиночество на больничной койке в Берк-сюр-мер, и того самого, который она использовала для проверки своих пианистических способностей во время операции на гипофизе:

(Запись 1954 г. Оркестром Кельнского радио дирижирует Отто Аккерман).

Это одна из самых трагических страниц в творчестве Моцарта. И редко кто способен передать с такой силой всю беспросветность этой музыки, редко кто не боится так невозмутимо вглядываться в эту бездну. Но Клара Хаскил была не из пугливых. Уж она-то доподлинно знала, о чём тут идёт речь.

Вот такая «домохозяйка».

Антон Гопко, muzcentrum.ru